Особый ребенок как маргинальная отчужденность

Опубликовано:
Мурашов А.Б. Особый ребенок как маргинальная отчужденность. //Тезисы докладов и сообщения межрегиональной научно-практической конференции «Особый ребенок в современном обществе: теория и практика социализации». Томск. МГОПУ им. М.А. Шолохова. 2002. — с.50-53

 ©: А.Б. Мурашов, 2002.

 

ОСОБЫЙ РЕБЕНОК КАК МАРГИНАЛЬНАЯ ОТЧУЖДЕННОСТЬ

Многие из мыслителей разных эпох высказывали мысль о том, что человечество никогда не развивается в целом, развитие всегда происходит лишь посредством лучших его представителей. И, в общем, это правило с очевидностью подтверждается всей человеческой историей. В этой связи вполне понятна идея особого отношения к особым людям — им общество готово иногда позволять больше, чем другим — в обмен на вершинные достижения, которых они могут достичь. В этом смысле, особый человек, обладающий какими-либо уникальными способностями или талантами, всегда некоторым образом маргинальная личность, так как, по крайней мере, в своей особости он точно находится на краю (лат. margo — край, граница). И эта его маргинальность неминуемо задает большую или меньшую степень отчужденности от массы, толпы, и той обыденной повседневности, в которую погружены все остальные. Именно такая отчужденность обеспечивает сохранение и преумножение той «особости», которая здесь имеется в виду, но она же создает и немалое число социальных и прочих трудностей, некоторые из которых экзистенциально весьма тяжелы.

Однако особым человек редко становится вдруг и в зрелом возрасте, напротив, как правило, эта особость начинает проявляться очень рано, еще в детстве. Положение же особого ребенка куда сложнее и печальнее, нежели особого взрослого. Ведь особость ребенка есть еще не развернувшаяся, не доказавшая и не отстоявшая себя самость, а лишь проявившаяся потенция. Иначе говоря, особый ребенок только обещает стать другим, быть другим, и не сделал еще ничего такого, что было бы признано, и за что эта инаковость была бы ему прощена окружающими: ведь инаковость общество не любит в любом возрасте. Поэтому на такого ребенка обрушивается масса совсем не детских проблем, с которыми ему совсем непросто справиться, и многие из которых он даже не понимает. С одной стороны, такой ребенок уже не такой как все: иначе видит, чувствует, мыслит — и все это заметно бросается в глаза, хотя еще и не ясно, во что превратится позднее. С другой стороны — это же ребенок, и ему также хочется обычной заботы, внимания, ласки, любви и понимания, принятия, как от родных, так и от других, чужих взрослых, и, разумеется, сверстников. Но даже родные редко относятся с пониманием к тому, что их чадо не такое как все нормальные дети, еще хуже — посторонние, постоянно напоминающие родным, что их ребенок «какой-то ненормальный, не такой как все». Особенно трудно приходится со сверстниками, причем, чем старше, тем хуже — реализуемая с детской непосредственностью жестокость детей по отношению к чужакам и тому, чего они не понимают общеизвестна.

Таким образом, особый ребенок уже в детстве оказывается в некоторой «полосе отчуждения», и чем более выражена его уникальная инаковость, тем сильнее это отчуждение. Для самого ребенка это, конечно, весьма непростое положение, ведь он часто и много страдает от непонимания и одиночества. Однако же, положение его вовсе неоднозначно, как может это показаться на первый взгляд, напротив, мы имеем дело с амбивалентностью такого положения. Ведь вместе с тем негативным экзистенциальным и психологическим фоном, который создает для жизни такого ребенка его нарастающая отчужденность, она же и формирует, укрепляет и проявляет его ту самую особость, уникальность, маргинальность! И тогда и сам ребенок, и его окружение (если, конечно, и он, и они уже понимают, что происходит) оказываются перед весьма сложным жизненным и духовным выбором: или оставаться собой, таким особым, как есть (для окружения — не мешать этому, не переделывать) — и платить за это все нарастающей отчужденностью и связанными с ней страданиями и лишениями, а в перспективе, возможно, — стать непонятым и непризнанным гением, или же социализироваться, адаптироваться, стать как все — и отречься от своей особости и уникальности. И никакого третьего пути, при котором и «волки сыты, и овцы целы» здесь нет, как бы этого не хотелось любой из сторон: снять напряжение между маргиналом и обществом нельзя, можно говорить лишь о том, как такое напряжение может быть ослаблено или компенсировано.

Первое, на что в этой связи следует обратить внимание — это позиция «внешнего мира» (родных и близких, системы образования) по отношению к особым детям, которые станут впоследствии особыми взрослыми. Очень плохо, когда внешняя среда, начинает таких детей ломать, переделывать под общие мерки, поскольку это существенно осложняет и без того далеко не простую жизнь этих детей, озлобляет их, вынуждает много сил тратить на борьбу за право быть собой, приводит к еще большему отчуждению. Если сломать удается — искалечена жизнь, а все то особое, что могло быть этим человеком сделано, утрачено навсегда. Но чаще такое жестокое внешнее давление по отношению к маргинальности делает последнюю лишь крепче, увереннее и отчетливей. Поэтому куда хуже, когда таких детей начинают жалеть, исходя из псевдогуманистической установки о том, что главное, чтобы ребенок был счастлив, не понимая при этом, что счастье в гораздо большей степени связано с правом и возможностью быть собой и жить по-своему, нежели с принятием окружающими. Эта «гуманная» (ибо подлинно гуманное отношение к человеку, прежде всего, связано с тем, чтобы способствовать его развитию, а не тем, чтобы не было больно) мягкость часто просто топит уникальность, подталкивая человека к самоотречению ради «простой и счастливой жизни как все». Вдвойне такой «гуманизм» опасен потому, что он более успешен, чем жесткое давление извне, направленное на переделку-перевоспитание. При этом общество не только вредит особому ребенку, но и рубит тот самый сук, на котором сидит: вы ведь помните о том, посредством КОГО развивается человечество и цивилизации?

Однако рассчитывать, что общественное мнение по этому поводу изменится завтра было бы, по меньшей мере, наивно. Вряд ли существенные перемены по отношению к одаренности произойдут в обозримом будущем и в государственной политике, особенно в сфере образования, и, прежде всего школьного. Ведь сегодняшняя школа жестко ориентирована на «массового», среднего, обычного ученика — так проще, и штучный товар производить не желает и не может, просто неспособна. Связано это не столько с материальной стороной дела (стандартные ответы на подобный упрек — нет денег на индивидуальный подход, хороших учителей, необходимое оборудование), сколько с сохраняющейся, а в последнее время, вопреки расхожему мнению — укрепляющейся авторитарностью самого содержания образования, доминирующих в нем подходов. Ведь все известное нам образование — это всегда простая трансляция культуры, причем — только одной культуры. В этих условиях учителя, которые могут быть Личностями, Персонами в школу не придут ни за какие деньги, ибо их заставят учить не тому, чему они хотят и могут, а тому, ЧЕМУ НАДО государству. Поэтому сильным и особым детям в школе скучно, она им все время мешает навязыванием примитивных знаний, и еще более примитивной социализации. И если особые дети все же из стен школы выходят, то это, как правило, происходит не благодаря, а вопреки ей (как кстати, и вопреки семье и прочему традиционному внешнему воздействию).

Для того чтобы было иначе нужны особые программы, и что самое главное — столь же особые учителя, не просто хорошие педагоги, а Учителя как духовные наставники, как проводники Духа. Причем и сами эти учителя тоже обязательно должны быть теми самыми особыми людьми, о которых здесь идет речь, личностями, персонами, вблизи которых (как это было, скажем в Античной Греции) особые дети могли бы делать себя, способными не просто создать комфортные условия для самореализации и развития этих детей, но и повести их за собой. В этой связи совершенно особое значение имеет фактор среды, как того ментального, смыслового — с одной стороны, и психологического, социального — с другой стороны, пространства, в котором может происходить формирование, становление и оформление самости и особости. Ключевое слово здесь — адекватность: окружения, вещей, смыслов, действий и всего прочего, адекватность умонастроению и мирочувствованию особого ребенка. В условиях, когда обычное социальное окружение отторгает, не понимает и не принимает, именно такая адекватная среда становится решающим фактором в перспективах прогрессивного развития уже существующей особости человека, чему есть немало исчерпывающих культурных и исторических примеров. А поскольку такие дети рано взрослеют, важной составляющей их образования должно быть профессиональное самоопределение как ответ на вопросы «что я хочу в этой жизни делать» и «в чем я могу стать Мастером».

Именно созданию подобных адекватных пространств как питательных сред и инкубаторов для развития может и должно, видимо, не без соответствующего нажима мыслящей общественности, всемерно содействовать государство и общество в целом. Создание таких государственных и социальных институтов и должно составить основу четкой протекционистской политики по отношению к одаренности вообще и одаренным детям в частности. Все остальное люди, находящиеся в этих особых пространствах (дети и их учителя) сделают сами — просто не нужно им мешать, создавая такие ниши и, обеспечивая их существование, не следует при этом вмешиваться в содержание и организацию происходящих там процессов, за исключением необходимого разумного и, непременно общественного, а не государственного контроля.

Итак, к особым детям требуется особое отношение родителей и школы, им нужно особое образование и особые механизмы социализации. Традиционная семья и школа никак не могут помочь им в развитии их особости, более того, они являются существенным препятствием на этом пути, которое необходимо устранить, в том числе было бы разумно возвращение к опыту специальных образовательных учреждений, в которых дети не только учатся, но и живут своим особым адекватным сообществом. Эти дети уже обречены на отчужденность от обычного, поэтому вредно, более того, преступно пытаться встроить их в обычное социальное существование. Им необходим свой, особый и адекватный социум, из которого они могут обращаться в общую повседневность и коммуницировать с ней, своя адекватная субкультура. И не нужно навязывать им «простое человеческое счастье», это принесет им только страдания от чувства измены, совершенной по отношению к самому себе, а это преступление ощущается такими людьми как самое страшное из всех возможных.